Я конечно же продумаю речь. Буду сидеть вечером в воскресенье над переписками и думать, что и как сказать.
У меня получится нечто грандиозно-претенциозное. Пробирающее до костей. Такое, что уже нельзя будет возразить.
Так мне будет казаться.
Потому что когда мы окажемся лицом к лицу, я не смогу выдавить ни звука.
Побоюсь обидеть, расстроить, оскорбить.
Побоюсь раскрыться, потому что это так опасно.
Потому что хоть он и говорит, что не будет бить по больным местам, именно это он и сделает.
Намеренно или нет. Это не столь важно.
И мы снова разойдемся, каждый при своем.
Только он пойдет в свежеспостроенную новую жизнь, которая еще пахнет краской и помнит следы новоселья.
Я же отправлюсь в жизнь, из которой только-только вынесли вещи перед ремонтом, затянув все полиэтиленом от пыли.
И я не буду специально узнавать, как у него дела. Я все пойму по отрывкам и по осколкам.
А он не узнает даже случайно.
У него ведь совсем новая жизнь.
А у меня - недостарая.